«Греческим языком не переломить проблемы школы»

— Михаил Ильич, ваша философия как директора: какие принципы, чем руководствуетесь?

— Философия довольно сильно зависит школы, в которой работает директор. Особенно если эта школа с историей. Вторая школа появилась в 1956 году, и так получилось, что в ней, правда с перерывом в тридцать лет, работал один и тот же директор — Владимир Федорович Овчинников. Он говорил, что надо набрать хороших учителей и дальше не мешать им работать. Я не настолько великий человек, как он, чтобы такие принципы формулировать. Но все же: у нас специфическая школа, здесь сильные дети, поэтому часть философии состоит в том, что сильным детям нужны сильные учителя. Другая часть этой философии — с детьми надо разговаривать как со взрослыми и нормальными людьми. Понятно, что их тоже надо строжить, направлять, но в целом они могут много работать самостоятельно. Этим нельзя пренебрегать. В школе принято учить, давать указания, контролировать работы и так далее. Здесь так тоже можно и нужно. Даже в каких-то случаях надо жестким быть. Но в целом важно, чтобы ребята начали работать. 

У детей есть такая современная терминология, они говорят «затащил олимпиаду». То есть важно, чтобы они сами захотели «затащить» учебу. Заставить или гнать их палками — это невозможно. 

— В каком возрасте ребята сознательно выбирают математику, когда можно понять, что это увлечение всерьез и надолго?

— Здесь можно говорить о разных возрастах. Важный рубеж — выход из начальной школы, примерно пятый-шестой класс. У очень многих ребят в этом возрасте проявляется интерес к математике. Спасибо за это учителям начальной школы (увы, не всем). Спасибо преподавателям кружков (математическое образование во многом все же неформально). Проблема в том, что ребята в этом возрасте пока не имеют опыта изучения многих школьных предметов, весь свой энтузиазм они обращают на математику. выбор окончателен. Не стоит обижаться на них за то, что в старших классах они сменят математику на другой интерес.

Я заканчивал 57-ю физико-математическая школу в 1980 году. Это были другие времена в том смысле, что вход в математические школы был гораздо более поздний. Я поступал туда в восьмой класс — тогда он соответствовал нынешнему девятому. В целом мои будущие одноклассники самостоятельно делали свой выбор. Я ходил на кружки, олимпиады, меня пригласили в эту школу те, кто проводил набор, и далее я поступал  сам и поставил родителей перед свершившимся фактом. Сейчас порог входа существенно понизился, ребята к нам поступают в шестом-седьмом классе. Естественно, поступают они почти всегда по инициативе родителей. 

Это означает, что это хорошие, милые математические дети, но это дети, которые еще ничего не пробовали, это не их решение. Если мы говорим о действительно осознанном решении ребенка, то это примерно восьмой класс, потому что система устроена так, что девятый класс — это уже ОГЭ.

Другой момент: в школах не все хорошо с математическом образованием. Как показывает опыт, чем позже ребенок попадает в математическую школу, тем больше у него пробелов. 

— То есть в основном это дети, родители которых целенаправленно готовят их к математической школе.

— Сейчас это скорее так. Но я не уверен, что к этому можно целенаправленно подготовиться. Естественно, родители часто спрашивают, какая система репетиторов должна быть, чтобы сюда поступить. Я им на это отвечаю, что репетитор в таком возрасте — это обычно беда. Репетитор хорош в каких-то очень ограниченных дозах. Отдельные элементы олимпиадной подготовки (его и называют тренером), сдача ЕГЭ и проработка отдельных тем, которые ученик не проходил или проходил мельком. Репетитор — это игла, на которую подсаживается ребенок, и, как правило, он с этой иглы уже не слезает. Нужны три совершенно другие вещи. 

Первое: нужно, чтобы у ребенка возник интерес к математике. Если математика вызывает испуг или даже отвращение, тут уже ничего не сделаешь. По стилю к математической школе близки математические кружки. Они гораздо ближе обычных уроков математики в обычной школе. И я советую ходить на кружки. Именно тут может возникнуть интерес и любовь к предмету.

Кружок — это не про «сколько клеток отступить», и «правильно ли я записываю, что дано». Кружок — это прежде всего задачи, которые ученик сам решает и сам сдает.

Второе: есть дети, и их много, которые банально испытывают стресс в конкурентной среде. Для них это реально тяжело. Они не понимают, почему они, хорошие ученики в обычной школе, здесь садятся на тройки. Почему через две парты тянет руку Петя, который все уже решил, пока я еще не прочла задание, и так далее. 

И третье: шестой-седьмой классы — это возраст, когда ребенку нужно пробовать разные вещи. Робототехнику, программирование, моделирование… Есть много детей, которым только кажется, что они математики. Чуть копнешь или они сами себя копнут — и выясняется, что они ни разу не математики, а биологи или программисты. Просто до этого они, кроме математики, ничего не знали. Родители должны предоставить им шанс попробовать себя в разных областях, выявить «точку интереса» ребенка. 

— В итоге какой процент ребят становятся настоящими математиками? 

— Таких ребят на самом деле не очень много даже в самом сильном математическом классе. Действительно великих математиков единицы, ну десятки. Людей, которые занимаются математикой профессионально, но не добиваются выдающихся успехов (при этом вполне становятся кандидатами и докторами наук), тоже не очень много. Означает ли это, что идея математического образования терпит фиаско? Ни в коем случае! В действительности людей с математической подготовкой требуется очень много в самых разных (реально во всех) областях. И не стоит огорчаться, обнаруживая выпускников матклассов и матфаков среди физиков, программистов, экономистов, но также и среди психологов, социологов, лингвистов. 

Есть еще один момент, он связан со способностями. Конечно, серьезные математические способности есть далеко не у всех. Хотя и тут много случаев, когда способности не выявлены и интерес ребенка не поддержан. Но способности — это далеко не все. Очень многое значит воля, работоспособность. Часто эти качества играют решающую роль именно в старшей школе и в вузе. Я много раз наблюдал, как ребята достаточно средних способностей включаются в работу и добиваются очень серьезных результатов.

Не каждый профессор станет учителем

— По итогам 2024 года зафиксирован серьезный отток из школ учителей: по некоторым данным, до 200 тысяч по стране. В чем источники этой проблемы и как ее можно решить? 

— Я не знаю, откуда эта цифра взята. Она вызывает у меня некоторые вопросы. 200 тысяч по итогам 2024 года — это много с учетом того, что в школах работает порядка миллиона учителей.

Если бы меня спросили двадцать лет назад, то я бы прокомментировал: «Все понятно. Мизерная зарплата». Сейчас это не так даже в регионах. Я не верю, что произошел массовый отток педагогов в погоне за длинным рублем. 

Кроме того, последние два года ощущается новый демографический тренд: незаполненные группы в детских садах превращаются в незаполненные классы начальной школы. Идет серьезная дискуссия, что делать с «лишними» учителями начальных классов. С другой стороны, есть серьезные исследования, где говорится, что средний возраст учителя физики — 50 лет и молодые физики в школу не рвутся, скорее наоборот. У нас действительно проблемы с учителями математики, физики, тогда как учителей физкультуры хватает практически всегда и везде.

Действительно проблемой я бы назвал нехватку хороших учителей. Я не могу сказать, что она новая. Сто лет назад, видимо, все было примерно так же плохо. Пожилые преподаватели рассказывали мне, что до войны еще были гимназические учителя, которые знали четыре иностранных языка, включая греческий и латынь, имели нормальное университетское образование. Это правда. 

Но другой вопрос, сколько их было. На самом деле их было очень мало, потому что образование было далеко не всеобщим.

Безусловно, с педагогическим образованием надо что-то делать. Но боюсь, что тут нет простых решений. Приведу два примера. В школах (особенно с математическим, естественно-научным уклоном) огромный недостаток хороших учителей информатики, не просто знающих школьный предмет, но имеющих опыт работы в отрасли.

Другой пример. Лет пятнадцать назад на немодной сейчас волне реорганизации системы высшего образования возник лозунг: «Все учителя должны иметь хорошее образование». Прекрасный лозунг, но в результате начали закрываться педколледжи и уменьшился приток в школу замечательных учителей началки, которые с детства мечтали о том, как бы быстрее начать работать с малышами. 

— Как ваша, сильная, школа подбирает сильных учителей? 

— Боюсь, что я не открою никакой Америки. Во-первых, сам я по своему происхождению не школьный учитель. Я окончил математическую школу, затем кафедру инженерной кибернетики МИСиС, работал в области прикладной математики и программирования. Мне в страшном сне бы не приснилось, что я вернусь в школу учителем. Но в 1990-е годы я совершенно случайно оказался сначала в частной, затем в государственной школе, а в 2010 году даже выиграл всероссийский конкурс «Учитель года».

Все это я к тому, что есть два абсолютно разных пути. Кто-то в десять лет знает, что будет учителем. Он идет в педагогический. И есть другой путь: в школу приходят люди уже с профессиональным опытом, но работавшие вне системы школьного образования. 

Преимущество непедагогического образования — глубокая профильная подготовка. Раньше, в советское время, математика в педвузе была будь здоров, но потом это все как-то ушло. 

Да, таким «непрофессиональным педагогам» надо что-то развернуть в мышлении, потому что невозможно просто взять университетского профессора или программиста «Яндекса» и засунуть в школу. Опыт показывает, что классические университетские преподаватели не преподают, а вещают. Они считают, что студенты должны брать у них знания. Не берут — их проблема, экзамен расставит все по своим местам. Никакого текущего контроля или домашних работ. Списывают? Я их на экзамене спрошу. Мы все прекрасно знаем, во что это зачастую превращается в вузах. Школьники же совершенно не способны в таком режиме работать. Их надо все время мотивировать, все время направлять. В школе опыт университетского преподавателя не работает.

И второй абсолютно понятный источник учителей для математических школ — это их выпускники. Очевидный плюс выпускников состоит в том, что они понимают, как тут устроена жизнь. Мы создаем им условия для того, чтобы они уже в школе примеряли на себя педагогическую практику. Они у нас ведут командообразующие тренинги для шести-семиклассников, которые только что поступили к нам учиться, читают самостоятельные курсы в летней школе, помогают педагогам на кружках. Какие-то темы они могут рассказать лучше любых преподавателей, просто поскольку они выигрывали всероссийскую олимпиаду. В результате у нас по профильным предметам почти половина преподавателей — выпускники нашей школы. 

— А педвузы готовят сильных учителей? 

— Сильных учителей никакой вуз не подготовит. Школа должна иметь некий механизм, помогающий молодому учителю встать на ноги. Даже бывшие наши ученики, которые возвращаются к нам в школу, не готовы быть учителями. Пройдет лет пять, прежде чем они станут специалистами. С моей точки зрения, для учителей нужно создать что-то вроде ординатуры, как у врачей. Не может человек выйти из мединститута и взять скальпель. Михаил Булгаков описывает в «Записках юного врача», как это происходит на самом деле, — читаешь, и становится страшно. 

В педобразовании все насквозь теоретично. Только в боевой ситуации, на практике учитель становится учителем. 

— Буквально на днях был принят закон, что в школах смогут преподавать студенты любых вузов с предварительной подготовкой по педагогическому профилю. Как думаете, справятся? Поможет ли это покрыть дефицит кадров? 

— Как директор могу сказать, что это очень хорошо. Сильные студенты из сильных вузов — важная точка роста для школы. Они обладают хорошими предметными, олимпиадными знаниями, начальными навыками ведения научной работы. Они могут быть очень востребованными в школе еще и потому, что молодые учителя банально ближе к детям по возрасту и в чем-то лучше их понимают. 

Понятно, что школа может встать в позу: «Дайте мне сильных учителей». Но я боюсь, что это тупик. Повторюсь: учителей, как и врачей, нужно доучивать на практике. Ну не выходят готовые учителя из системы высшего образования, в том числе из педвузов. У нас в школе студентов мы вначале зовем на интенсивы, они помогают на вступительных экзаменах, работают ассистентами, выслушивая и оценивая решения задач. Потом они начинают вести кружки, а затем уже становятся преподавателями. В процессе может возникнуть целый комплекс проблем -— ветер в голове, ушел в науку, влюбился. Часто молодые учителя готовы работать с умными или покладистыми, а с проблемными работать не умеют. И так далее.

— Учитель школы — это звучит гордо? 

— Вполне нормально. Мне не кажется, что какие-то специфические коннотации есть. Есть некоторая общая придавленность учителей. Она связана с нагрузкой. Учительская работа устроена так, что у нее есть видимая часть — уроки и невидимая — подготовка, проверка домашних заданий, взаимодействие с сильными и слабыми учениками, наконец, взаимодействие с коллегами и родителями. Учитель провел урок, но никто не обсуждает и не контролирует, сколько он к уроку готовился. Это целиком на его совести. 

Кстати, пресловутая цифровизация и искусственный интеллект могли бы разгрузить учителей. Например, в проверке заданий. Или в подготовке с помощью ИИ индивидуальных домашних заданий, которые нельзя списать у соседа и ключик которым не получится найти в интернете. Это же совершенно реальные вещи.

Но здесь, конечно, есть свои риски. Нормальный учитель понимает, что если убрать обратную связь и отдать ее на откуп ИИ, то ничего хорошего не выйдет. Сочинение как проверишь? Учитель должен знать, чем дышит ученик, какие у него слабые и сильные стороны, что ему нужном еще подтянуть. 

Патриотизм без лозунгов

— Сейчас идет болезненная критика индивидуальных траекторий образования, профориентации. Кажется, там много чего перемешалось и сложно отделить зерна от плевел. 

— Есть тема с индивидуальными учебными планами, в которой много вредного. Например, ИУПы порой прикрывают непосещение школы. Индивидуальные траектории заменяют широкое общее образование натаскиванием на отдельные предметы. Но есть в индивидуализации одна вещь, которая, мне кажется, все-таки ключевая. Образование должно быть дифференцированным.

Я помню обсуждение ЕГЭ по профильной и базовой математике. 

Сейчас это единственный предмет, который можно сдавать на двух уровнях. Один из важных для меня аргументов состоял вот в чем. Учитель математики в математической школе должен «топить газ в пол»: если вы не владеете всеми тонкостями работы с логарифмами, то вас надо расстрелять, если кто-то не умеет решать сложные тригонометрические уравнения, то его надо уволить. — Но, подождите, есть же английские школы, прекрасные гуманитарные девочки-отличницы. Они реально испытывали бешеный стресс перед ЕГЭ по математике с критериями, едиными для всех абитуриентов — и тех, кто будет заниматься математикой, и тех, кто пойдет в технические вузы, и тех, кто с математикой более дел иметь не будет. И были приговорены к тому, что не смогут быть хорошими, поскольку не могут решать математику, как решает ее математическая Вторая школа. 

Этот пример в данном случае просто иллюстрация к теме дифференцированного и индивидуализированного образования.

Да, конечно, хотелось бы всех загнать в идеальный Советский Союз 1950-х годов. Говорят, там все желающие без репетиторов поступали. Да, конечно, поступали, но не все. Сначала половина в седьмом классе уходила в ПТУ, в восьмом классе еще половина отсеивалась. До вуза доходило в лучшем случае четверть школьников. Отсев происходил естественным путем на более ранних этапах. 

— Сейчас дети ходят на «разговоры о важном», много внимания в школе уделяется патриотическому воспитанию. Что можно улучшить в этом процессе? 

— Патриотическое воспитание должно быть аккуратно интегрировано в школьную жизнь. Оно часть работы любого учителя. Если на уроке литературы по ходу дела затрагиваются вопросы «о важном» — это органично. Такие разговоры уместны на уроках истории, географии и даже математики, физики. Если этой работы нет, то «разговоры о важном» не спасут и уж точно не сработает разговор в лоб, лозунгами.

Не думаю, что всякий реальный запрос (а патриотическое воспитание и обсуждение важных вопросов — это, безусловно, реальный запрос времени) продуктивно оформлять в отдельную дисциплину. Так можно вытащить в расписание сорок разных предметов, но дальше что с этим делать? 

Есть много детей, которым только кажется, что они математики. Чуть копнешь — и выясняется, что они биологи или программисты. Просто, кроме математики, они ничего не знали. В раннем возрасте им нужно давать шанс пробовать себя в разных областях, выявлять точки их интереса

— Никакого детства не хватит. 

— Это вопрос баланса, синтеза и возможностей школы. «Разговоры о важном» должны организовываться и восприниматься как нечто абсолютно естественное и органичное. 

Смотришь американский фильм, там поднимается флаг, все встают, поют гимн, слова знают. При этом половина класса пуэрториканского происхождения и далеко не все хорошо владеют английским языком. Флаг и гимн — это для всех граждан. 

Это, кстати, тема, которая сейчас широко обсуждается в прессе, — мигранты. Американская педагогика, если мы не говорим про элитные школы, на 80 процентов работает в ситуации, когда в классе этнический винегрет. 

— А насколько восприимчивы школьники из семей мигрантов к патриотическому воспитанию в России? 

— Если я беру список олимпиадников, то вижу множество нерусских фамилий. Но это не мешает им учиться после окончания школы в российских университетах, работать здесь и строить жизнь. В целом в нашей школе умные и адекватные дети абсолютно независимо от этнической принадлежности и национальности. Тут таких проблем нет. Другой вопрос, если зайдет речь о школе, где половина учеников из семей мигрантов. Но тут надо с ними разговаривать.

ИИ и дискуссия о калькуляторах

— По поводу искусственного интеллекта и цифровизации. В Нидерландах ученые, медики, учителя бьют во все колокола и хотят запретить смартфоны и социальные сети для детей до 14 и 16 лет. Пишут письма с такими требованиями в правительство. Может, нам тоже пора писать во все инстанции? 

— Сложная тема, но не нужно считать, что она возникла вчера, позавчера или вообще ничего такого не было — все только пахали и сеяли. Тридцать лет назад не менее острой была дискуссия о калькуляторах. Просто до истерик доходило. Потом появились телефоны, и снова горячие споры. 

Я еще застал времена, когда классный руководитель начальной школы говорил: «Ребята, вы уходите на летние каникулы, вот мой адрес, пишите мне письма». Хорошо помню себя и помню, что никаких писем не писал. Прошло время, появилась электронная почта. И я с удивлением констатирую, что современные дети, оказывается, пишут гораздо больше, чем мы в свое время. Вот пример реальной педагогической задачи, к решению которой может подключиться школа. Невозможно все запретить и переложить ответственность за то, что дети играют в игрушки и смотрят не тот контент в интернете, исключительно на контролирующие органы. С этим надо работать, как с электронной перепиской. Найти учителей, которые могут в этой истории разумно жить, но их, увы, очень мало. В школу должны массово прийти профессионалы, у меня на это надежда. Люди, которые готовы брать даже не столько школьную, сколько реальную жизненную ситуацию, и ее окультуривать. 

— Сейчас очень непростая история с чтением. Многим детям непонятны русские классики, им интереснее мангу почитать. Но Пушкина, Достоевского они все-таки знать должны. 

— В июне я разговариваю с выпускником девятых классов. Стандартная история для нашей физико-математической школы. Я говорю: а что у тебя по русскому и по литературе? Пойми, даже если у тебя 95 баллов по математике, все это будет обнулено 75 баллами по русскому языку. И второй вопрос: вы видели список литературы, которая будет изучаться в десятом классе? Вы же математики, сложите количество книг и разделите на число дней. Если вы не спланируете свое летнее чтение, то в течение года точно с этими книгами не справитесь. И они начинают планировать. 

Невозможно все запретить и переложить ответственность за то, что дети играют в игрушки и смотрят не тот контент в интернете, исключительно на контролирующие органы. С этим надо работать, найти учителей, которые готовы брать даже не столько школьную, сколько реальную жизненную ситуацию, и ее окультуривать

Я прекрасно понимаю, что их в первую очередь интересует подготовка к ЕГЭ. У нас в этом году 131 диплом заключительного этапа олимпиады. Это очень много — второе место по стране. Это огромная сверхработа для детей. Сверхусилие. Да, им будут помогать, но их, таких великих математиков, не освободят от биологии и литературы. Понятно, что есть школы, которые делают олимпиадникам послабления, потому что они дают рейтинг, славу. Но опять-таки это вопрос педагогический. Его на уровне устава школы не решить. 

— Сейчас пошла мода на советскую систему образования 1950‒1960-х годов и даже на классическую гимназическую с изучением греческого, латыни. Говорят, очень хорошо помогает тренировать концентрацию внимания и усидчивость. 

— Я знаю одну питерскую школу, в которой изучают латынь, но можно усидчивость по-другому натренировать. Боюсь, что греческим языком не переломишь современные проблемы школы. Это вечные разговоры — надо ли массово логику преподавать в школах или астрономию. А почему не преподают? Во-первых, потому что сломана традиция. Во-вторых, потому что нужно поставить эту задачу, подготовить специалистов на всю страну и потом уже методично внедрять. Эта история на десять лет как минимум. 

Если меня спросить, я скажу: нет не нужно. Эти вопросы можно решить другими методами. 

— Какими?

— Когда мы принимаем детей, после экзаменов я провожу собеседование. Его смысл — выявить мотивацию ребенка, понять, нравится ему математика или нет. Если нет, то натренировать усидчивость и концентрацию практически невозможно, учеба превращается в каторгу. А если нравится, то очень важно воспитать интерес. Если интерес есть, ребенок будет концентрироваться и усидчивость появится -— он удивительным образом сам сидит и мучается над задачами до трех часов ночи. Можно прививать навыки дисциплиной, строгостью, но, как показывает практика, это плохо работает. Если человеку не нравится то, чем он занимается, то ни в хоккее, ни в балете, ни в математике это не работает.

— Ваше отношение к качественному наполнению школьного образования: нужно ли здесь что-то менять? 

— Есть миф, что мир рушится, потому что убрали классические гимназии. Вечный вопрос: достаточно ли часов на русский язык и литературу? надо или не надо преподавать «Войну и мир»? В какой-то момент убирают «Тихий Дон», потом возвращают. Или «Поднятую целину» после перестройки аккуратно убрали, сейчас она снова в списках. 

Мне интересно, какой процент детей прочел эти книги хотя бы до половины? Чисто нормативный подход к астрономии, греческому, «Войне и миру» в школе не работает. К нормативам нужна педагогическая настройка.

Можно сказать: вы должны это прочесть, потому что в ЕГЭ это будет обязательно. Но это тупик, тришкин кафтан, который постоянно расползается по швам. Вы не можете запихнуть все знания в экзамен, когда есть «весь Толстой за двадцать минут» и этого достаточно.

Да, угрозой экзаменационной проверки можно что-то поправить. Например, в ЕГЭ по математике некоторое время почти не было геометрических задач. Естественно, страна перестала изучать геометрию, и геометрия постепенно вернулась, когда вернули эти задачи. «Мы учим то, что проверяют», — так говорят дети. 

— Так нужен или нет золотой канон по каждому предмету? В чем он должен состоять, к примеру, по математике, по литературе? Насколько школа должна творчески подходить к этому?

— Есть федеральный государственный образовательный стандарт (ФГОС), в котором есть определенное содержание: список литературы, темы по математике, физике, ИЗО. ФГОС замышлялся как обязательный минимум. Разумная школа должна над этим ФГОСом что-то надстраивать и говорить: наша школа сильна в том-то. Вопрос в том, насколько глубоко прорабатываются в реальной практике определенные темы.

— Неравнобедренный треугольник: государство, родители, школа. То его в одну сторону перекосит, то в другую, а школа балансирует между ними. Сейчас его в какую сторону перекосило? 

— Я, как директор, понятное дело, всегда буду пытаться уменьшить влияние на школу родителей, перекос в сторону их интересов и прав. Но в реальности помимо родительских прав есть и родительские обязанности. И эти обязанности на практике, несмотря на наличие нормативных актов, на Семейный кодекс, никак не отслеживаются.

Два простых примера. Если семья живет в Германии и ребенок не ходит в школу, то к родителям обязательно придет полиция. Дальше они уже полиции будут объяснять, почему ребенок в школу не ходит. Еще пример, удивлявший российского человека. Раньше многие семьи ездили на школьные каникулы за границу. В посольствах при получении визы для ребенка просили справку из школы, что поездка не в период учебы. 

Я не хочу сказать, что на Западе невозможно прогулять школу. Но в целом эти ситуации там регулируются. 

Я, как директор, всегда буду за то, чтобы в любом непонятном вопросе была нормативная четкость. Что родители могут и должны требовать от школы и что они должны сами решать и обеспечивать. 

Например, дети опаздывают. Совершенно ясно, что до определенного возраста это не дети опаздывают, а их родители. При чем тут ребенок? Ты можешь его сколько угодно ругать, толку не будет. Конечно, школа не тюрьма, но элементы дисциплины должны быть в обязательном порядке. 

Должен быть баланс в каждой из трех вершин треугольника. Ни родители, ни государство, ни школа не могут только требовать. Каждый из акторов должен нести свою долю ответственности. И иметь разумную свободную для маневра возможность реализации стоящих перед ним задач воспитания и обучения.