Лишь каждое третье предприятие отрасли прибыльно. Теряют деньги даже компании, добывающие премиальный — коксующийся — уголь, например «Распадская», которая отчиталась о чистом убытке в 16,8 млрд рублей за первое полугодие.

Крупнейший экспортный рынок на планете — Китай ― в этом году впервые за десятилетие сократил потребление угля. Сокращение незначительное: на фоне ежегодного потребления в 4,8 млрд тонн китайские угольщики сэкономили 100 млн тонн, то есть около 2%. Но это тут же вызвало затоваривание мирового экспортного рынка угля. В Китае этот вид топлива в основном используется для производства электроэнергии. Но угольные ТЭС постепенно замещают солнечными панелями и ветряками. В последние годы в КНР возобновляемых источников вводится больше, чем в остальных странах, вместе взятых.

Китайский рынок электроэнергии — самый крупный и динамичный на планете. Уже много лет здесь создается каждый второй новый киловатт в мире, и, по всем прогнозам, рост будет продолжаться еще много лет. Для КНР электроэнергия заменяет в экономике и ГСМ, и природный газ. И с точки зрения масштабов экономики Китая и значения в ней электроэнергии китайская энергосистема — это современное чудо света. Самое сложное сооружение, созданное человеком.

При этом попытки сэкономить уголь в КНР уже предпринимались — в 2011‒2015 годах. Но заканчивались они, мягко скажем, неудачно, так как сопровождались веерными отключениями, острыми кризисами и кратным ростом цен на мировых рынках. Но Компартия не отступает и периодически пытается найти альтернативу углю. Его запасы в стране небезграничны, и китайцы готовятся к проблемам загодя. Заместить даже 1 млрд тонн импортом невозможно просто физически. В КНР нет столько портов, судов и железных дорог.

В то же время рынков, сопоставимых с китайским по объемам потребления угля, в мире нет. Ближайший конкурент — Индия. Страна потребляет в год чуть более 1 млрд тонн угля. И здесь тоже спрос динамично растет, но до масштабов Китая индийцам еще очень далеко. При этом индийские энергетики прекрасно перенимают китайский опыт и системно делают ставку на внутреннюю добычу, используя импортные поставки в качестве резерва или балансира.

Российский углепром сбывает в страны Азии до 80% экспорта. То есть находится в заложниках китайского и индийского рынков. И вроде это не первый кризис в отрасли. Мировые цены на уголь еще совсем недавно, в 2020 году, были значительно ниже, чем сейчас (в долларах за тонну), а российские угольщики все равно успешно конкурировали с американцами, австралийцами и индонезийцами. Да весь мировой углепром уже три десятилетия живет в хроническом кризисе, сменяемом редкими ценовыми всплесками. Однако сейчас российским угольщикам очень тяжело и больно. Сыграло свою роль стечение обстоятельств: ускоренная индексация тарифов РЖД, резко подорожавший труд, крепкий рубль, высокие ставки ЦБ и санкционные дисконты.

В эпицентре кризиса Кузбасс — богатейший по запасам регион планеты. Трудно соседям — Хакасии, Красноярскому и Хабаровскому краям, Бурятии и другим регионам. Казалось бы, вклад углепрома в ВВП России невысок — около 1% — и на этом фоне даже уполовинивания российской добычи угля макростатистика не заметит. Но это важная социально значимая отрасль Сибири и Дальнего Востока. Непосредственно в добыче угля занято 150 тыс. человек и еще около 500 тыс. — в обслуживающих секторах: на железной дороге, в портах, техсервисах и т. д. В Сибири и на Дальнем Востоке живет лишь 37 млн человек. С учетом этих цифр уголь создает 3‒4% рабочих мест в макрорегионе.

Правительство видит проблему и пытается ее решить, как может: угольщикам даны скидки на перевозку по железной дороге до конца года, введены налоговые каникулы. Однако все это лечение открытого перелома листьями подорожника. Главная проблема российского угля в том, что он слишком много путешествует — едет тысячи километров железной дорогой, потом перевалка в порту на судно, а потом еще одна перевалка в порту прибытия. Это плохо сказывается на стоимости такого угля для покупателя ― либо ведет к убыткам у производителя.

Советский Союз почти не экспортировал уголь. Небольшие перевозки за границу касались лишь редких коксующихся марок: например, уголь Якутугля ехал в Японию. Однако основная масса сжигалась там же, где и добывалась. До сих пор это одна из самых эффективных форм получения электроэнергии. Дешевле только энергия ГЭС и попутного нефтяного газа. А если энергию необходимо транспортировать, ее лучше передавать по ЛЭП — так намного выгоднее, чем везти тонны угля к месту сжигания. Эту простую истину знали и советские, и американские инженеры. Ею руководствуются китайские и индийские энергетики. В том же Китае угольные ТЭС в основном стоят в регионах добычи, тогда как регионы потребления удалены на тысячи километров и соединены с генераторами мощными ЛЭП. Говоря проще, миллиарды тонн угля не едут через весь Китай с севера на юг. В итоге, имея себестоимость добычи угля кратно выше, чем в России, Австралии или Индонезии, китайские угольщики могут оставаться «в рынке», продавая продукцию следующего передела ― электричество.

Для сохранения российского углепрома необходимо кардинально менять стратегию его развития. Точнее, так: уголь точно не нужно никуда везти. Его нужно сжигать на месте добычи и уже там думать, что делать с электроэнергией: майнить биткоин, производить алюминий или магний. Кстати, китайцы выстроили отрасль производства аммиачных удобрений и цемента на базе угля. И именно федеральная программа «Переделы угля» была бы правильным стратегическим ответом на стоящий перед отраслью вопрос выживания.